Неточные совпадения
— Какое веселье! Живу — и
будет с меня. Давеча молотил, теперь — отдыхаю. Ашать (по-башкирски: «
есть») вот мало дают — это скверно. Ну, да теперь зима, а у нас в Башкирии в это время все голодают. Зимой хлеб с мякиной башкир
ест, да так отощает, что страсть! А наступит весна, ожеребятся кобылы, начнет башкир
кумыс пить — в месяц его так разнесет, и не узнаешь!
Они иногда летом приносили ему в подарок крепкий, пьяный
кумыс в больших четвертных бутылях, а на байрам приглашали к себе
есть молочного жеребенка.
Проснувшись на другой день поутру ранее обыкновенного, я увидел, что мать уже встала, и узнал, что она начала
пить свой
кумыс и гулять по двору и по дороге, ведущей в Уфу; отец также встал, а гости наши еще спали: женщины занимали единственную комнату подле нас, отделенную перегородкой, а мужчины спали на подволоке, на толстом слое сена, покрытом кожами и простынями.
Одна из семи жен Мавлютки
была тут же заочно назначена в эту должность: она всякий день должна
была приходить к нам и приводить с собой кобылу, чтоб, надоив нужное количество молока, заквасить его в нашей посуде, на глазах у моей матери, которая имела непреодолимое отвращение к нечистоте и неопрятности в приготовлении
кумыса.
Мать скучала этими поездками, но считала их полезными для своего здоровья, да они и
были предписаны докторами при употреблении
кумыса; отцу моему прогулки также
были скучноваты, но всех более ими скучал я, потому что они мешали моему уженью, отнимая иногда самое лучшее время.
Мать сама
была большая охотница до этих ягод, но употреблять их при
кумысе доктора запрещали.
Мать хотела пробыть два дня, но
кумыс, которого целый бочонок
был привезен с нами во льду, окреп, и мать не могла его
пить.
Авенариус приехал в третий раз и
был вполне утешен состоянием здоровья Софьи Николавны. Он имел полное право торжествовать и радоваться: он первый предложил питье
кумыса и управлял ходом лечения. Он и прежде очень любил свою пациентку, а теперь, так счастливо возвратя ей здоровье, привязался к ней, как к дочери.
Каратаев вел жизнь самобытную: большую часть лета проводил он, разъезжая в гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна
кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на лошади и не слезал с нее по целым дням, как башкирец, даже ноги у него
были колесом, как у башкирца; стрелял из лука, разбивая стрелой яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане с печью, прямо из сеней, целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая, от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
Одежда и образ жизни их представляли тогда пеструю смесь татарских и русских нравов, но
кумыс был у них обычным питьем от утра до вечера.
Уже
поспел живительный
кумыс, [
Кумыс — напиток из кобыльего молока; молоко заквашивается особым способом.] закис в кобыльих турсуках, [Турсук — мешок из сырой кожи, снятый с лошадиной ноги.
Доктор опять приехал, порадовался действию
кумыса, усилил его употребление, а как больная не могла выносить его в больших приемах, то Авенариус счел необходимым предписать сильное телодвижение, то
есть верховую езду.
Вероятно, доктор Авенариус в назначении диеты руководствовался пищеупотреблением башкир и кочующих летом татар, которые во время питья
кумыса почти ничего не
едят, кроме жирной баранины, даже хлеба не употребляют, а ездят верхом с утра до вечера по своим раздольным степям, ездят до тех пор, покуда зеленый ковыль, состарившись, не поседеет и не покроется шелковистым серебряным пухом.
«Что медлишь, путник, у порога?
Слезай с походного коня.
Случайный гость — подарок бога.
Кумыс и мед
есть у меня.
Ты, вижу, беден; я богата.
Почти же кровлю Бей-Булата!
Когда опять поедешь в путь,
В молитве нас не позабудь...
— Вам нужно ехать в Самару, — сказал он, прочитав ей целую лекцию о правильном образе жизни. —
Будете там
кумыс пить. Я кончил. Вы свободны…
А еды у них только и
есть что пилав да бишбармак, питья — айрян да
кумыс.
В 1871 году Толстой писал жене из самарских степей, где он лечился
кумысом: «Больнее мне всего за себя то, что я от нездоровья своего чувствую себя одной десятой того, что
есть… На все смотрю, как мертвый, — то самое, за что я не любил многих людей. А теперь сам только вижу, что
есть, понимаю, соображаю, но не вижу насквозь с любовью, как прежде».
— Я пешком добреду до перевоза. На пароме перееду. Антон Пантелеич проводит вас до Заводного. Ну, дорогой Михаил Терентьевич! в добрый путь!.. На пароходе не извольте храбриться. Как семь часов вечера — в каюту… Капитану я строго-настрого вменяю в обязанность иметь над нами надзор. И в Самаре не извольте умничать — противиться лекарям…
Пейте бутылок по пяти
кумысу в день — и благо вам
будет.
Его послали на
кумыс; он с трудом согласился; но захотел навестить сначала Теркина и прибежал к нему накануне на пароходе. Капитан Кузьмичев — теперь командир"Батрака" — зашел в Заводное грузить дрова и местный товар; но просидел целые сутки из-за какой-то починки. Он должен
был везти Аршаулова книзу, до самой Самары.